Опорожню рубильник в шёлк
Трёхцветного панира,
И вспомню, как мой город шёл к
Захвату полумира,
И был растоптан, словно червь,
Унижен, обезглавлен.
Горел завод, дымилась верфь
И не был бунт подавлен.
Я мог остаться в стороне
От суматохи ратной,
Но оказался на войне
Со стороны обратной.
И вот теперь сморкаюсь в шёлк,
Оправившись от града.
Я верю в принцип, но не в долг,
А принцип не преграда.
Не поднесут мне ни коржей,
Ни соли к караваю,
Ведь город этот я уже
Своим не называю.
И завершаются бои,
Свободно зреет небо.
Боюсь признать, что он своим,
Наверно мне и не был.