«А туда, где молча Мать стояла, так никто взглянуть и не посмел…» — А. Ахматова
«Одни я в мире подсмотрел святые, искренние слёзы — то слезы бедных матерей!» — Н. Некрасов
Недавно я познакомился с Людой, женщиной лет пятидесяти из Николаева, которая работает бэбиситером трёхлетнего малыша у моих друзей. Несколько раз, уезжая, мы оставляли у них нашу собаку Лили, которая практически весь день проводила с Людой. У них установилась такая взаимная привязанность, что я иногда даже ревновал.
Приехала Люда в Штаты по туристической визе на полгода, подработать няней, ещё во времена Януковича, в 2013-м. Семейный магазинчик в Николаеве вылетел в трубу, работу она найти не смогла, а на ней были старенькие родители и восемнадцатилетний сын, который только что поступил в университет. За шесть месяцев Люда заработала в Калифорнии больше, чем могла бы дома за три года, погасила висевшие долги за магазин и решила попробовать остаться подольше. С помощью ушлого юриста она на фоне Евромайдана смогла получить статус беженки, а через пять лет – гражданство. Работала она по полтора-два года, доводила ребёнка до яслей, а потом, перед тем, как приступить к работе в новой семье, уезжала на несколько месяцев домой. Купила там дом в кредит, там сейчас живут сын с женой и родители. Она потом говорила:
– Как хорошо, что мои переехали: в нашу старую пятиэтажку попал снаряд, так она вся развалилась. А когда возле дома разорвалась бомба, только стёкла вылетели, да черепица слетела. А дом стоит крепко.
Люда – миловидная ладненькая брюнетка, и пару раз её пытались познакомить с потенциальными женихами. Она наотрез отказывалась:
– Я тут оставаться не намерена. Выплачу ипотеку, поднакоплю на старость и уеду домой. Все мои и всё моё – там. Бог даст, там и замуж выйду. А чтоб не очень скучно было, так есть тут у меня один мужичок «без обязательств».
Начало войны сразило Люду как инсульт, и до марта 2022 года, когда закончилась осада Николаева, она была полуневменяемой. Постоянно плакала, пыталась отказываться от оплаты за работу:
– Я понимаю, что вам сейчас не на кого оставить малыша, так я буду приходить, как обещала. Но няня я сейчас – никакая, а роботу такие деньги не платят.
После начала войны она в Украину не ездила, но звонила в Николаев практически каждый день. И не только своим.
И когда услышала, что собираются средства для поддержки Украины, предложила помочь.
– Вы хотите послать армии или людям?
– Наверное, простым людям; армии наше правительство помогает из наших-же налогов…
– Сколько думаете собрать?
– Несколько тысяч долларов.
– Тогда закупите на всё женские прокладки и тампоны, у них там сейчас с этим – голяк. Только не тяните: скоро будет оказия через Польшу.
Люда была в курсе всех мельчайших подробностей военных действий, радовалась каждой победе ВСУ и переживала каждое отступление… Судя по кратким перехваченным репликам и пересказам моих друзей, информации у Люды из Украины было очень много. О многом хотелось её спросить, но как-то не доводилось спокойно поговорить: когда я к ним заходил, она либо крутилась с ребёнком, либо уже торопилась домой.
Как-то после очередных нескольких дней, которые Люда опекала нашу Лили, я предложил ей деньги. Люда отказалась («за радость с такой замечательной собакой я сама готова приплатить»), но обратилась ко мне с просьбой:
– Вы могли бы помочь с покупкой телефона и часов для сына? Я в этом ничего не понимаю, да и языка не хватает.
Я с готовностью пообещал, что возьму её в электронный магазин, и, спустя пару дней, мы поехали в Best Buy.
В машине начал задавать вопросы общей вежливости: «Как родители? Как сын? Что делают? И т.п.» А потом спросил: «У сына что-то со здоровьем или какая другая броня от армии?»
Люда как-то осела и тихо ответила: «Эту тему я не обсуждаю. Она у меня в запрете». И замолчала.
После проведённых в магазине полутора часов, Люда минут десять изливала мне свои слова благодарности. Потом заметила: «Вы на продавца как-то магически подействовали: сперва он был сух и неприветлив, а потом растаял и стал ну таким вежливым и доброжелательным!»
– Моей тут, Люда, заслуги нет: когда вы отходили, я сказал, что покупки эти – сыну в воюющую Украину. Вот его отношение и изменилось…
«Правда?» – спросила Люда. Потом отвернулась и всю дорогу домой молчала.
Когда мы подъехали к дому и должны были выходить из машины, она повернулась ко мне и взяла за рукав:
– Яша, подождите минутку. Я должна вам кое в чём признаться.
Потом помолчала ещё несколько минут, и проговорила:
– Мой сын – уклонист. Он живёт в подвале нашего дома. Весной 2022-го отец сломал бедро, а у невестки случился поздний выкидыш. Я была дома и умолила Колю пару месяцев с армией переждать и не высовываться. Иначе б я не смогла уехать. Ну, а потом уже ввели законы военного времени… за уклонение от призыва на мобилизацию дают срок от 3 до 5 лет. Так он там и отсиживается, в подвале. Порывался выйти и заявиться. Но мы его отговорили. Он там работает. У них – маленькая логистическая компания: занимаются организацией какой-то складской деятельности, включая оформление посылок. Жена с родителями живут наверху. А я, патриотка херова, кричу на всех углах за Украину, а сама содержу уклониста, самсунговские телефоны и часы вон ему покупаю. Но материнского во мне, видимо, куда больше, чем патриотического. Он у меня один и живой. А многих его друзей уже нет. Чувствовала, что сказать вам я это должна была. А теперь всё. Давайте больше об этом не упоминать. Я, как об этом думать начинаю, стыдно так, что жить неохота. А надо!
Больше мы с Людой о её сыне не говорили. И я поймал себя на том, что ни капли осуждения к ней не испытываю. Скорее наоборот. Особенно, когда слышу о z-патриотках, скандирующих «мы ещё нарожаем» или о матерях хамасовцев, празднующих гибель своих детей во славу джихада.