Ритм
Когда уже во всём
не видишь ничего,
Хоть ты ещё орёл
в шестнадцатом колене,
И силам не конец,
и зоркость – ого-го,
Орлиная; и, всё ж,
возможно дело в зренье...
Произведения авторов
Когда уже во всём
не видишь ничего,
Хоть ты ещё орёл
в шестнадцатом колене,
И силам не конец,
и зоркость – ого-го,
Орлиная; и, всё ж,
возможно дело в зренье...
Отправляясь до заката
И в пути минуя встречи,
Поезд шёл, наверно, в вечность,
Потому что – без возврата
Я мету двор. У сосен «иголкопад». Бесит. Сирена воет, как бешеная. Третий день не утихают глухие, но не слишком далекие взрывы. Почти ритмичны. Кажется, этот ритм уже отбивается в лёгких и барабанных перепонках. Хочется залезть под одеяло и заткнуть уши. Но двор должен быть чистым. Как и Харьков.
А снега нет. Который Новый год.
И веры нет в Рождественскую сказку.
А здесь война. По-прежнему идет…
Промозглый ветер хлещет и неласков.
Среди осколков оконных стекол
Россыпь кристаллов разбитых сердец.
Дождь слезами течет в водостоках
Тихо: вдох-выдох… Еще не конец…
Горящие свечи.
Промозгло. Дождь.
Шарфик на плечи,
Чтоб меньше дрожь.
Забиться бы в нору.
Если клевер выше колена,
а язык ещё не освоен,
нет и быть не может размена
этого огромного неба
на мгновенья – всё очень важно...
Вже прокляті на декілька наступних поколінь,
Гріх Каїна не прощений й зараз.
Від ваших злочинів та вбивств, від зради чорна тінь
Наздожене нащадків. Мертвих галас...
Ничего не останется, кроме любви.
Может, запахи, сны или звуки.
И горят за спиной города, корабли,
И дрожат от бессилия руки.
Косит чума урожаи,
В городе пир был, гуляли.
Я их теперь понимаю...
Так они смерть попирали*...
Кофе с презрением к смерти,
Чай и чуть-чуть фатализма.
И по воде, как по тверди,
В каждой семье почти - тризна.
Ожидали женщины детей,
Жажда жизни в них неодолима.
В ту одну из всех, что есть ночей,
Когда дева подарила сына.