Я дерево, поваленное бурей,
Но не в лесу упавшее, а в реку.
Плыву и веткой все еще зеленой
Машу стоящему на пирсе человеку.
Он удивленно смотрит на меня,
На ветку и еще – кормушку,
Которую он на меня повесил,
И на скворечник, что ко мне прибил.
На ветку сели две большие птицы,
Усердно клювами по ней стучат,
Мне больно.
Больно и приятно,
Что я упавшее, но все еще живое.
И что со мною прежде не бывало,
Я не стою среди своих собратьев –
Гнусь как они и как они скриплю,
И кроной трусь о крону, рощу нашу
И шелестом, и скрипом воспевая,
Готовясь в ней же пасть и стать землей.
Нет, я плыву.
И может быть, прибьюсь
К какому-нибудь берегу другому,
Преображения восторг переживу
И песни, может, выучу другие?
Хотя бы плеск весла, песнь рыбака…
Нет, танец кружек на столах!
Нет, стон любовников…
Нет! Мне удастся, может,
Карандашами стать и подпевать
Ребенку, архитектору, поэту –
Карандашами разойтись по свету!
Не только плыть – летать!
Пока плыву.
Река меня щекочет,
Щебечут птицы,
Вечер настает.
Мне почему-то весело,
Смеюсь и вспоминаю,
Что мальчик Ваня года два назад
Пришел и вырезал на мне
Сердечко, имя девочки и мат.
И вот его любовь, печаль и ревность
Со мной теперь плывут к иным мирам.
