Мы снимали кватиру на окраине, рядом с опасным и темным Парком Дружбы. С деньгами было туго, и вдруг нас пригласил к себе в Берлин праздновать Новый Год друг детства. Вот это настоящее событие! Мы подарили друг другу билеты на автобус Москва-Берлин и вычеркивали дни в ожидании. Омрачало радость одно обстоятельство: ни подарка для друга, ни денег на него уже не было. Все идеи тогда еще живых бабушек отдать старую красивую сахарницу приводили нас в ужас. Но однажды вечером его осенило: Есть! (А я тогда сразу готова была поверить, что да, ура, «есть!», если он так сказал).
-Знаешь,- спросил он,- как у них там борятся за экологию, охраняют всё? Наверняка новогоднюю елку купить нельзя. Только искусственные. Мы ему елку привезем!
Нам обоим это показалось потрясающей идеей… Накануне отъезда он ввалился домой с трехметровой мумией. Оказалось — елка. Путанно объяснил, что ему хотелось повыше, поэтому рубил ее в лесу (до сих пор думаю, что в Парке Дружбы) с какими-то мужиками, а завернули в пленку на ближайшем оптовом рынке. В общем, красавица, но в чадре. Какая разница, главное — вот она! Елка перегородила крошечный коридор, пахла смолой и слегка потрескивала, оттаивая в полиэтиленовом коконе.
Мы еле дотащили ее вдвоем до автобуса и думали, что на этом забудем о ней до Берлина. Не тут-то было.
-Что это у вас, ребятки?- спросил водитель автобуса.
— Ёлка!- радостно ответили мы.
— Ёлка, — с неожиданным пониманием откликнулся он. — Ёлка не уместится в багажное отделение.
— А как же ее везти? — спросили мы.
— Не знааааю… , — протянул он.- Куда вашего зеленого друга девать. Может, он вас здесь подождет?
В общем, ехали мы как белки, на елке: я сидела в автобусном кресле, обхватив ствол руками и ногами, а он терпеливо отвечал на вопросы любопытной публики » Елка. Просто елка.»
Пограничник, увидев нашу поклажу, застонал от удовольствия. Пассажиры автобуса потирали руки в предвкушении разгадки такого трепетного отношения к дереву. Окинув затихшую публику призывающим к вниманию взглядом, пограничник громко спросил у нас, отправляя мумию на ленту машины для просвечивания багажа: «Так значит, «Ёлка»?…» мумия выехала с обратной стороны, оставив его в полном недоумении. Еще раз! Да что там? — спросили из публики. ЁЛКА! — раздосадованно ответил пограничник. В автобусе стали нежнее к нам относиться.
Друг, встретив нас в Берлине, спросил: Что это? Мы все еще радостно сказали: «Сюрприз!» А он, как настоящий друг, промолчал. И только по дороге к нему домой, через два дня усилий и почти две тысячи километров, у нас начали закрадываться сомнения. В Берлине встречают Рождество с елкой и выставляют ее на следующий день на улицу за ненадобностью. С обочины дороги на нас с насмешкой и ехидством смотрели зеленые, холеные, пушистые елочки. Они показывали на нас друг другу ветками и выразительно корчили рожи…
Дома Настоящий Друг изобразил Настоящую Радость. Даже когда распакованная перепуганная помятая елка, ощетинившись, начала царапать стены и капать смолой, как слюнями. Даже когда она, лишившись чувств, завалилась на книжную полку и оставила на полу лужу… К вечеру мы устали бороться с этой капризной дылдой и вынесли ее во двор.
Вот росло же дерево, никого не трогало. А мы его так замучили…
В последний раз мы ее видели в новогоднюю ночь. Блестели фейерверки и свистели петарды, а она стояла в сугробе, в центре двора. Гордая, спокойная и готовая к будущему елки после Нового Года. Мы обнялись. Я буду помнить эту елку всю жизнь.
