Рождество

Я всегда жду Праздник. Праздник — это про чудо. Рождество меня поразило по- настоящему только в первый раз. И больше всего ожиданием: долгим приготовлением, отсчетом дней, воскресений. Оказалось, что это все — особая форма рутины. Все повторяется каждый год: свечи, адвенты, распределение мест палаток на рождественской ярмарке. Расписанный на родственников календарь.

Мы приехали к Верене в район новостроек праздновать рождество. Это значит: ужин, подарки, десерт, домой спать. Она открыла дверь и сказала: “Ужин готов. Быстро ужинаем и идём на башню”. Башня — это самая высокая постройка в их микрорайоне. 10 этажей лестницы ради лестницы и вида на окрестные крыши, железную дорогу, немного аэропорта вдалеке и силуэта небоскребов центра города. Башня — это веренина гимнастика. Жестоко думать, что это — часы или проверка собственных сил, но если быть честным, это так. Две соседки, Мане и Верена, каждый день вызванивают друг друга, идут в соседний двор и лезут на башню. Потом вниз. Каждый день. Им обеим восемьдесят пять.

Вы уже встали? Готовы? Мы идём? Дождь усилится во второй половине дня, лучше идти сейчас… нет, Я (я!) пойду при любых обстоятельствах. Я все-таки Вас подожду…

Вы (вы?!) УЖЕ сходили? Вам надо уезжать на репетицию, и вы поторопились…нет, я непременно тоже пойду, но захвачу кого-нибудь из молодежи. Им (им!) это полезно.

Давайте вечером. Возьмите гостей с собой. Тогда поручите им накрывать на стол и идемте. Идемте же!

Итак, Рождество. Верена сияет. Она всегда сияет, она это умеет. У Мане насморк.

Мне пришло в голову, что Рождество можно встретить на башне! — объявляет Верена. — Мы быстро ужинаем, берем Мане, Мане берет скрипку, поднимаемся наверх, играем там гимны, поем, вот и будет праздник.

Мане ужинает отдельно, двумя этажами выше. Во-первых, у неё свой режим. Во- вторых, своя диета. В-третьих, особая потребность в тишине.

Но тишину уничтожает звонок и веренино бодрое «Идемте же!»

Башня холодная, гулкая и высокая. Она сделана из прочного металла, и перила жгут руки. На этом месте могла бы стоять большая освещённая огнями елка, а стоит вышка. Ее хорошо видно из окон соседних домов. Окна прекрасно просматриваются с любой площадки. Почти за каждым — своя елка, с гирляндами и подарками, а вот общей большой елки нет. Есть башня, и мы медленно поднимается наверх, ступенька за ступенькой. Я несу пюпитр, сумку с термосом и фонарь. Инструмент мне не доверили. Ветер очень злой и холодный, а снег нисколько не похож на мягкое покрывало, он колючий и мелкий. Мне не сложно идти по лестнице, но я медлю, чтобы не расстроить своих попутчиков. Верена объясняет, что у каждой — своя привычка и техника подъема,

одной (снег в лицо) легче все разделить на этапы по сто ступеней, другая ( снег, снег, свист от ветра) …ает. Тает? Со-блю-дает? Соблюдает ритм подъема, а он разный и зависит от самочувствия, погоды и настроения. Я успеваю задуматься, что же мне ближе: я точно не считаю ступени по сто, просто для меня это слишком ещё новое занятие. Я подстраиваюсь под ситуацию, сейчас под их скорость. Значит ли это, что я ближе к Мане?..начинаю шагать под считалочку, Мане останавливается и с улыбкой деликатно пропускает меня вперед. У неё потребность в тишине, а не в навязанном моей бодрой считалочкой ритме.

Наверху мы оказываемся не одни: что-то принесло сюда некоторое время назад семейство с двумя детьми и отстраненную пару. 

Я так и знала, что мы будем не одни! — радостно говорит Верена. 

— Так это будет целый хор! Где Вы живете? Тот дом? Замечательно! « Мы думали, МЫ будем одни,» — честно говорит мужчина из пары.

Все- таки в такую погоду это неожиданное решение. Верена опять сияет. Более

неожиданное, чем вы могли бы себе представить! Среди нас -музыкант, сейчас прозвучит скрипка.

Я… сомневаюсь — пытается возразить Мане. — Не лучшая погода для инструмента.

Именно в этот момент всем стало ясно, что скрипка должна прозвучать любой ценой. Дело не в вечных символах или необходимости жертвы, просто нам нечего было делать на башне, и вдруг появилась возможность всем поучаствовать в общем деле.

Я держала ноты двумя руками, потому что первый же порыв ветра схлопнул пюпитр. Все собрались с подветренной стороны, чтобы закрыть Мане, два телефонных фонаря включили для освещения. Детям дали держать футляр и канифоль, они спросили, что будет, если канифоль поджечь.

Мане играла гимны, мы пели. Громче всех пели дети, потому что они эти гимны разучивают в школе. Я не знаю слов, но меня спасла роль пюпитра. Пара

переглядывалась, но оба пели. У женщины оказался красивый голос. Верена оглядывалась по сторонам: она очень верит в людей, наверное, ей казалось, что окна распахнутся, или даже обитатели домов выйдут в огромный двор и вольются в хор.

Было бы правильно, красиво.

Последний, — предупредила Мане,-Пальцы мерзнут, я недостаточно хорошо играю.

Мы спели последний гимн и пара быстро распрощалась: скоро в духовке должен был сработать таймер. Я представила себе хор таймеров и рекламу с участием этого хора. Скрипку бережно уложили в футляр. Мы стали медленно спускаться вниз.

— Вот, — сказала Верена, — это и есть настоящее Рождество!