Знаю я одного человека. Неплохого человека, обычного. Когда-то, еще лет двадцать назад, уехал он вместе с женой из маленького городка в Курской области в Москву. Квартиру свою, заработанную долгими годами на местном предприятии они оставили сыну. А сами поехали начинать новую жизнь. Устроились неплохо – стали работать консьержами в новостройке. Годы не молодые, а тут труда физического не надо – сиди себе смотри в камеры, жилплощадь казенная бесплатная, хоть и маленькая, да и деньги достаточные. Тогда, в начале 2000-х, после взрывов домов в Москве многие новостройки строили с помещением для консьержей. В таком они и поселились, да и остались до сего дня.
Пусть зовут его Николай. Время сейчас неспокойное, и мы соблюдаем осторожность. Николай с первого дня показал себя прямо-таки хозяином подъезда – положил плитку, покрасил стены. Не разрешал класть кучи рекламы в почтовые ящики, следил за порядком на придомовой парковке, разрешал конфликты. Однажды он мне по секрету сказал, что в овражке за нашим домом поставил ульи:
– Пчеловод я, понимаешь? Не могу без пчёл. У меня там, – он махнул рукой в неопределенном направлении, – пасека осталась. Где дача моя. Ну не дача, а дом в деревне. Это мы её дачей называем на манер городских. Я тут поставил два улья, недалеко, за деревьями кажись, не видать. Ты не говори никому, а то прознают, скандал устроят. Люди-то сейчас злые, завистливые.
Так и жили Николай с женой Анной в маленькой консьержной, где их диван был отделен от рабочего пространства портьерой. Как минимум три раза в году – в мае, в июле и в сентябре ездили они «к себе» на неделю или две. По осени приносили мне пол-литровую баночку мёда. Может из оврага, а может и «оттуда». Но мёд был вкусный. Я, собственно, даже не знала, где находится их дача с пасекой. Николай говорил, что ночь ехать и они на месте.
С началом войны Николай стал беспокойным и чаще обычного уезжал к себе. Вернувшись из такой поездки год назад, он поделился своей тревогой:
– Ты ж знаешь, мы на самой границе… там километров пять… Обстреливают. Каждый день бу́хает. А наши-то, вот сволочи! – обычно спокойный Николай пришел в возбуждение, – представляешь, поставили свои ПВО позади нас! Пятьсот метров за нами. А нам хоть помирай что ли?! Люди ничто для них. Войну эту они придумали из-за денег. А я двадцать лет этот дом строил… – голос его дрогнул, – и теперь вот как там жить, когда на голову падает? Думал на старости лет перееду, буду пчёлами заниматься, Анюта огородом. А оно видишь, как повернулось. У соседей семью убило – мать и дочь. Я знал их хорошо. Девочку с маленькой вот такой.
Николай отвернулся. Я знала, что он, как и многие не виноват в том, что происходит. Он никогда не голосовал за того, кто сейчас рулит страной и часто перед выборами спрашивал меня:
– Слушай, ты умная вот, скажи за кого голосовать? За этого не хочу, засиделся он кажись! А из оставшихся?
В этом году перед майскими Николай, как обычно, собрался в поездку.
– Николай, может не поедете? Неспокойно там.
– Не могу. Там дом… надо проверить, а может его уже и нет. Пасека моя.
В следующий раз я увидела Николая только в июне и решила расспросить про поездку.
– Оооо! Там ужас, что творится. В нашей деревне целых домов почти не осталась. Наш? Стоит пока. Нет, люди не уезжают. А куда поедешь? Им губернатор предложил в какие-то временные условия поехать. Соседка ездила, смотрела. Так это коровник бывший. Представляешь? Коровник, без воды, без удобств. А они туда людей поселить хотят. Да и правда, люди как скот для них.
Интернет там не ловит. В городе есть, где сын живет. А в нашей деревне, нет. К местным на телефон смс-ки приходят об обстрелах, а у нас-то нет местных телефонов. Вот мы и сидим. Я в доме был, а Анюта на огороде что-то копалась. Слышу звук как на мопеде кто-то ездит. Думаю, чего это прямо у нас перед домом разъездились. Вышел. Батюшки! А он, дрон этот вон там над деревом. Я как закричал Анюте: «Быстрей в подвал!». Напугались, это правда. Но нам потом соседи сказали, что это дрон не камикадзе, а разведчик. Всё равно две ночи там только пробыли и уехали, очень страшно.
А в городе, там мы телевизор включали. Когда обстрел, так передачи прекращают показывать и на экране появляется предупреждение…
– И вы в укрытие шли? – я с интересом слушала очевидца.
– Какой там! – Николай махнул рукой, – просто пишут «будьте бдительны». И всё! Ну там есть подвалы, конечно. Но там всё время бу́хает, не набегаешься. Я тебе лучше вот что расскажу. Там же граница рядом, части наши, окопы. Так вот они, солдаты эти, без конца бегают в деревню чтобы выменять еду, ну тушенку там, что им еще дают, на водку. Упьются, музыку включают. И девицы к ним приезжают. Да-да! Чего смеешься? Заработать девицы приезжают. А некоторые и тушенкой берут. Еще много всяких разных личностей там развелось. Все не местные. Кто они, шут их разберёт. Но мародёрят. Тащут всё.
– А как же вы так надолго уезжаете, у вас всё цело?
– Да в доме брать-то и нечего. А на участке у меня там пасека, – Николай засмеялся, – они видимо, пчёл боятся и не лезут.
– Так это у вас там прямо сторожевые пчёлы, – во всём ужасе происходящего это было действительно весело, – лучше всякой собаки.
– Типа того, – согласился Николай.
