Мы зависли в каком-то безвременье. Черная дыра. Именно таким провалом мне всегда представлялась периоды войн в истории. Была жизнь «до» и началась «после». А между ними ничто, тьма, ужас и смерть.
Теперь мы сами оказались в такой пучине. Притаились, задержали дыхание, зажмурились. А вдруг? Мы приоткрываем глаза и оглядываемся – вдруг мир уже стал прежним? Но нет. Представляешь, уже две недели… два месяца… два года… почти три года. Мы всё отчаянно ждём.
Мы не просто ждём, мы меняемся. Мы здесь, а они там. Нас настойчиво пытаются поделить на уехавших и оставшихся, на оставшихся и вернувшихся, на протестующих и соглашающихся, на говорящих и молчащих, на отщепенцев и патриотов. Нам навешивают ярлыки и прозвища. Нас втягивают в зловещую воронку вражды всех со всеми. Но мы не масло и вода, чтобы делиться на фракции и не смешиваться. Иногда обстоятельства вынуждают.
«Буду без связи восемнадцать часов» — последнее сообщение. Вынимаю из телефона симку. Прячу. Компьютер почищен. Жесткий диск не беру. Сам телефон тоже не беру. Теперь я готова относительно безопасно пересечь границу страны моего паспорта. И я готова увидеть снова тех, кто там.
***
– О! Вернулась! Давненько не было. Поди забыла нас. Надолго? А чего так мало? А, ты ведь знаешь, наверное, у меня нет больше дома, – в прямоугольнике окна-форточки я вижу блеснувшие влагой глаза консьержа, – разбомбили. Подчистую. Ничего нет, даже сарая. – он говорил на одном дыхании, – А в моем огороде пятьдесят трупаков лежит. Их с августа не забирают. Ужас. Понимаешь. Да, мне видео присылали. А пёс их знает почему. Не до них видать сейчас. Вот и нет у меня ничего больше. Буду тут век доживать, – консьерж отвернулся и высморкался.
***
– Вас записывать на следующий приём? А… за границей живёте, понятно. А мы вот тут приспосабливаемся. В общем нормально, но я за сына переживаю. Он уже в третий класс ходит. И там у них в школе такое… Дома я ему объясняю, что вот бывают разные мнения. Вроде бы понимает. Хотя, вот с этого года, стало сложнее. Посещения требуют, оценки ввели по этим «разговорам». Да и глупостей хватает. Вот, например, они по понедельникам должны приходить в школу в белой рубашке, потому что там гимн, флаг поднимают и всё такое. А осенью они этот флаг на улице поднимали, так потом проверяли если ли белая рубашка под курткой, представляете? Маразм. Какая им разница! И вот раньше там ничего такого особенно не было на этих уроках, у нас учительница нормальная вроде, ну про березки они говорили, про поэтов. А в этом году уже темы про войну пошли. И куда нам деваться? Уехать денег нет и некуда. Будем терпеть. – говорит администратор в стоматологической клинике.
***
– Здравствуйте! Как вы? Да, у нас все хорошо. Старшей моей уже восемнадцать. Вот время бежит. У неё уже и молодой человек есть, встречаются. Я ей говорю – вам надо скорее пожениться, да ребеночка сделать, чего тянете, раз такое дело. Время сейчас неспокойное. Ему как раз весной в армию идти. Заберут на эту войну, убьют там. Так хоть ребеночек останется. А учеба чего? Потом доучится, успеет еще. – сосед, отец четверых детей, как всегда, озабочен бытовыми проблемами.
Мы не смешиваемся. У каждого своя жизнь. Я еще раз убеждаюсь в правильности своего выбора. Последнее испытание – паспортный контроль на вылете. – «Куда летите? С какой целью?» Я знаю правильные ответы. Спокойно. Дышим. Симка надежно спрятана. Телефона нет. Выпустили.
