Бородинский хлеб
На чёрный день отложен чёрный хлеб.
На черенке висит блэк-лист госдепа.
Чертёнок черни впарил чёрный рэп,
хотя плие вульгарнее тустепа...
Произведения авторов
На чёрный день отложен чёрный хлеб.
На черенке висит блэк-лист госдепа.
Чертёнок черни впарил чёрный рэп,
хотя плие вульгарнее тустепа...
Кастет, клинок, слезоточивый газ...
А пошумим! Давайте! Я не против.
Ва-банк, в атаку, в бой, как на показ,
иду, стихом свой крик облагородив...
Начну жалеть, что слухом здрав,
периодически, от «ваты»
всё слыша «кто силён, тот прав»
и «мы ни в чём не виноваты»...
Уже краснеет нос, и иней на машинах
лежит, как патина на старом серебре.
Подашься зá город – там кипы на вершинах.
Всё чаще толстые дублёнки на мужчинах...
я замечаю, оставляя в ноябре
Закажет предприниматель,
а выполнят террористы,
не тридцать уже, а триста
серебрянников прося.
Положим, страна не матерь
матроса, артиллериста...
Два расплавленных сыра склеятся
Ровно так же, как эти даты.
Мне хотелось ещё надеяться,
Что за мной не придут солдаты.
Кто-то солнцу скомандовал: «вира!»,
Не скрывая холодную спесь.
Мир мерещился. Не было мира.
Просто войны гремели не здесь.
Вышел криг, не вышло блица.
Вологодских валят «Валом».
Крейсер с именем столицы
Вспорот маленьким нарвалом.
Ещё не осязаемы, как чёрная материя,
Для нас, увязших в темноте, в глухом средневековье,
Свободная Якутия, свободная Ичкерия
Свободное и вольное Північне Приазов'я.
Третий Рим и Четвёртый Рейх,
Первый шаг – белорусский А́ншлюс.
Притягателен смертный грех.
Отрыдался – дай Бог, откашлюсь...
Опорожню рубильник в шёлк
Трёхцветного панира,
И вспомню, как мой город шёл к
Захвату полумира,
И был растоптан, словно червь...
На свете шесть больших материков,
И сотни стран – все разные такие,
Но ни в одной не любят дураков
Так искренне, как любят их в России.