Кот, огромный, как батон…
Кот, огромный, как батон,
с драным носом и в соплях,
на моей лежит ноге,
изогнувшись буквой "нах"
Пятый выпуск «Иглы» – это новые истории, новые имена, новые смыслы. Это свидетельство того, что творчество сильнее разрушения, что искусство способно преодолеть тьму. И пока звучат наши голоса, пока мы продолжаем творить, мы верим: свет обязательно победит.
Посмотреть или скачать полную PDF версию можно здесь
Кот, огромный, как батон,
с драным носом и в соплях,
на моей лежит ноге,
изогнувшись буквой "нах"
Мой друг меня не то что любит,
но и не то чтобы забыл,
он вообще не то что должен
на горизонте возникать,
мой друг - он с мельницей дерется,
русалок учит танцевать
Странное чувство: не хочется говорить.
Хочется спать, ну может, обед сварить,
может, ходить по саду, недалеко,
чтобы синицы прыгали по ветвям,
Давно, усталый раб, замыслил я побег,
казалось бы - давай! Собрался - и побег!
Натягивай штаны, рубаху застегни,
беги скорей, урод, пока такие дни,
пока среди зимы подснежники цветут
Денисов вскакивает на кровати, его мутные глаза широко распахнуты. Дыхание сбившееся – жадно глотает спёртый воздух. Во рту навязчивый металлический вкус. Он спускает ноги и сидит минуту. Ему вдруг кажется, так же, как казалось когда-то в детстве, что сейчас в любой момент кто-то может схватить его за ногу. Он тут же встаёт и ковыляет в кухню.
Здравствуйте, люди. Впрочем, совсем не уверен, что кому-то будет интересно узнать о моей никчёмной жизни – когда я жил среди людей, никто особенно мной не интересовался. Я был самым заурядным парнем – не успевшим жениться, родить ребёнка, построить дом. В школе слыл троечником и неудачником.
За два дня до отправления в Мушимакам, Натан сидел на берегу Брента с учителем — профессором богословия Лауро Филипо.
— Натан, ты мой лучший ученик. Скоро ты увидишь Мушимакам — город богатый и таинственный. Мой отец рассказывал, что слышал от венецианских купцов — если и есть на земле счастливое устройство мира, то оно в Мушимакаме.
Я мету двор. У сосен «иголкопад». Бесит. Сирена воет, как бешеная. Третий день не утихают глухие, но не слишком далекие взрывы. Почти ритмичны. Кажется, этот ритм уже отбивается в лёгких и барабанных перепонках. Хочется залезть под одеяло и заткнуть уши. Но двор должен быть чистым. Как и Харьков.
Мы зависли в каком-то безвременье. Черная дыра. Именно таким провалом мне всегда представлялась периоды войн в истории. Была жизнь «до» и началась «после». А между ними ничто, тьма, ужас и смерть.
Теперь мы сами оказались в такой пучине.
Мир дорогой.
Что я могу в тебе изменить?
Ничего не могу.
Я из тебя, задыхаясь, бегу.
Просто бегу.
Криком ломаешь ты стены мои,
стены мои
Снег лёг, и мгла – легла.
Словно мелом рука криминалиста тело обвела.
Это тело
Раньше обнимало, пело,
Классно трахалось, прямо скажем:
Шутка ли, от Аэропорта до Патриарших
Путь домой в осенней тьме,
На часах всего лишь пять.
Небо в розовом огне
До весны не увидать.
Время движется назад,
Укорачивая день,
Шелестящий листопад